Конан Дойл Артур - Берилловая Диадема
Артур Конан-Дойль
Берилловая диадема
-- Посмотрите-ка, Холмс, -- сказал я. -- Какой-то
сумасшедший бежит. Не понимаю, как родные отпускают такого без
присмотра.
Я стоял у сводчатого окна нашей комнаты и глядел вниз, на
Бейкер-стрит.
Холмс лениво поднялся с кресла, встал у меня за спиной и,
засунув руки в карманы халата, взглянул в окно.
Было ясное февральское утро. Выпавший вчера снег лежал
плотным слоем, сверкая в лучах зимнего солнца. На середине
улицы снег превратился в бурую грязную массу, но по обочинам он
оставался белым, как будто только что выпал. Хотя тротуары уже
очистили, было все же очень скользко, и пешеходов на улице было
меньше, чем обычно. Сейчас на улице на всем протяжении от
станции подземки до нашего дома находился только один человек.
Его эксцентричное поведение и привлекло мое внимание.
Это был мужчина лет пятидесяти, высокий, солидный, с
широким энергичным лицом и представительной фигурой. Одет он
был богато, но не броско: блестящий цилиндр, темный сюртук из
дорогого материала, хорошо сшитые светло-серые брюки и
коричневые гетры. Однако все его поведение решительно не
соответствовало его внешности и одежде. Он бежал, то и дело
подскакивая, как человек, не привыкший к физическим
упражнениям, размахивал руками, вертел головой, лицо его
искажалось гримасами.
-- Что с ним? -- недоумевал я. -- Он, кажется, ищет
какой-то дом.
-- Я думаю, что он спешит сюда, -- сказал Холмс, потирая
руки.
-- Сюда?
-- Да. Полагаю, ему нужно посоветоваться со мной. Все
признаки налицо. Ну, прав я был или нет?
В это время незнакомец, тяжело дыша, кинулся к нашей двери
и принялся судорожно дергать колокольчик, огласив звоном весь
дом.
Через минуту он вбежал в комнату, едва переводя дух и
жестикулируя. В глазах у него затаилось такое горе и отчаяние,
что наши улыбки погасли и насмешка уступила место глубокому
сочувствию и жалости. Сначала он не мог вымолвить ни слова,
только раскачивался взад и вперед и хватал себя за голову, как
человек, доведенный до грани сумасшествия. Вдруг он бросился к
стене и ударился о нее головой. Мы кинулись к нашему посетителю
и оттащили его на середину комнаты. Холмс усадил несчастного в
кресло, сам сел напротив и, похлопав его по руке, заговорил так
мягко и успокаивающе, как никто, кроме него, не умел.
-- Вы пришли ко мне, чтобы рассказать, что с вами
случилось? -- сказал он. -- Вы утомились от быстрой ходьбы.
Успокойтесь, придите в себя, и я с радостью выслушаю вас, что
вы имеете сказать.
Незнакомцу потребовалась минута или больше того, чтобы
отдышаться и побороть волнение. Наконец он провел платком по
лбу, решительно сжал губы и повернулся к нам.
-- Вы, конечно, сочли меня за сумасшедшего? -- спросил он.
-- Нет, но я вижу, что с вами стряслась беда, -- ответил
Холмс.
-- Да, видит Бог! Беда такая неожиданная и страшная, что
можно сойти с ума. Я вынес бы бесчестье, хотя на моей совести
нет ни единого пятнышка. Личное несчастье -- это случается с
каждым. Но одновременно и то и другое, да еще в такой ужасной
форме! Кроме того, это касается не только меня. Если не будет
немедленно найден выход из моего бедственного положения, может
пострадать одна из знатнейших персон нашей страны.
-- Успокойтесь, сэр, прошу вас, -- сказал Холмс. --
Расскажите, кто вы и что с вами случилось.
-- Мое имя, возможно, известно вам, -- проговорил
посетитель. -- Я Александр Холдер из банкирского дома "Холдер и
Стивенсон" на Тренидл-стрит.
Действительно, имя было хорошо знак
