Конан Дойл Артур - Дезинтеграционная Машина
Артур Конан-Дойль
Дезинтеграционная машина
Профессор Челленджер пребывал в прескверном расположении духа.
Взявшись за ручку двери, я замер в нерешительности перед его кабинетом и
услышал нижеследующий монолог; слова гремели и отдавались по всему дому:
- Да, я говорю, что вы второй раз ошиблись номером. Второй, за одно
утро! Вы что, воображаете, будто какой-то идиот на другом конце провода
может отвлекать ученого от серьезной работы своими назойливыми звонками? Я
не потерплю этого! Алло, сию же минуту пошлите за управляющим вашей
бездарной телефонной лавочки! А, вы и есть управляющий?! Так почему же, в
таком случае, вы не управляетесь? Да, разумеется, вы управились с тем, что
позволили отвлечь меня от дела, - дела, важность которого вашему уму не
дано понять! Я желаю связаться с главным распорядителем. Что, его нет?
Этого и следовало ожидать! Я отдам вас под суд, сэр, если подобное
повторится! Ведь наказали же горластых петухов. Да, это я добился их
осуждения. Наказали петухов, а с какой стати терпеть дребезжание телефона?
Все ясно. Извинение в письменном виде? Очень хорошо. Я рассмотрю его.
Доброго утра!
Именно после этих слов я отважился переступить порог. Безусловно,
время я выбрал не самое удачное. Когда Челленджер положил телефонную
трубку, я очутился не перед профессором -передо мной был разъяренный лев!
Его огромная черная борода топорщилась, могучая грудь негодующе
вздымалась. Он окинул меня с головы до пят взглядом надменных серых глаз,
и на меня обрушились последствия его гнева.
- Проклятые лентяи! За что только этим негодяям деньги платят! -
загремел он. - Мне было слышно - они смеялись, когда я излагал им свою
вполне справедливую жалобу. Это заговор, дабы докучать мне! А теперь, юный
друг, еще и вы явились сюда, чтобы довершить бедствия злополучного утра.
Вы здесь, позвольте узнать, по собственной воле, или же ваша газетенка
отправила вас заполучить у меня некое интервью? Как у друга, у вас,
разумеется, есть привилегии, но как журналист - можете убираться!
Я лихорадочно шарил в кармане в поисках письма от Мак-Ардла, но тут
профессору на память пришел еще новый повод для недовольства. Огромные
волосатые руки его рылись в бумагах на столе и наконец извлекли оттуда
газетную вырезку.
- Весьма мило с вашей стороны упомянуть обо мне в одном из ваших
последних литературных опусов, - сказал он, негодующе потрясая передо мной
листом. - Это было в каких-то дурацких замечаниях касательно останков
ископаемого ящера, недавно обнаруженных в соленгофских сланцах. Вы
начинаете абзац со слов: Профессор Дж. Э.Челленджер, принадлежащий к
величайшим умам современности...
- И что же, сэр? - осведомился я.
- К чему подобные возмутительно несправедливые определения и
ограничения? Можно подумать, будто вы в состоянии сказать, кто они, эти
другие выдающиеся мужи, которым вы приписываете равенство, а то, чего
доброго, еще и превосходство надо мною?
- Я неудачно выразился, сэр. Разумеется, мне следовало бы сказать:
Профессор Челленджер, величайший ум современности, - согласился я, и сам
совершенно убежденный в правоте этих слов. Мое признание сразу же обратило
зиму в лето.
- Дорогой мой юный друг, не думайте, что я придираюсь, отнюдь. Но,
будучи окружен задиристыми и безмозглыми коллегами, человек, оказывается,
вынужден защищаться. Вы знаете, мой друг, самоутверждение чуждо моей
натуре, но мне приходится отстаивать свои принципы перед бездарными
оппонентами. А теперь проходите! Садитесь! Что же прив
